Лов произ­водился переметами — это длинная веревка, на которой крепились остро отточенные крючки.

 «Боевки» производились организованно, под руководст­вом старосты той деревни, вблизи которой проходила рыбал­ка. Яма обметывалась самоловами, затем рыбу пугали вся­ческими способами — шумом, киданием камней с лодок. Испугавшись, она уходила из ямы и попадала на острые крючки привязанной пробкой, которая удерживала крючок в приподнятом положении. Вот на эти крючки накалывалась рыба. Надо сказать, что спо­соб был довольно варварский, так как много рыбы ранилось, и она погибала.

 Сохранилось свидетельство Виктория Севастьяновича Арефьева, революционера-народовольца, высланного на Ангару в 1897 году. Он в своих воспоминаниях подробно описьвает весь процесс рыбалки и говорит, что на Шунтарской шивере «за одну «боевку» приходилось от 20 до 30 пудов «красной рыбы» за день рыбалки на одну лодку (пуд — 16 килограммов). А по свидетельству С. Д. Розинга, инженера-лесоустроителя, проводившего в 1910 году по поручению Переселенческого комитета Енисейской губернии таксацию лесов Пинчугсмш волости и, в частности, лесов по речке Чуне. Во время «боевок» на пороге Аракан па лодку прихо­дилось до 50 - 60 пудов стерляди. Автору этих строк и 1948 году пришлась участвовать в «боеьке» на Хлебной яме. Тогда наша лодка сдала государству около трехсот килограммов «красной рыбы». С 1950 года подобная ры­балка была запрещена, ну а сейчас этот весьма ценный вид рыбы вследствие нарушения экологического равновесия в Приангарье практически исчез.

Второй вид промысла, который приносил довольно боль­шой доход ангарцу, была охота. Весенняя охота на перелет­ную и боровую дичь охотой не считалась. Это было просто развлечение, отдых от повседневных забот. Тем более, что такая охота ввиду бесчисленного количества уток, гусей, лебедей не представляла большой сложности. И часто ею за­нимались подростки. На Ангаре с ружьем ходить начинали очень рано, лет с одиннадцати-двенадцати, но, несмотря на возраст охотников, какие-то происшествия были чрезвычай­но редки. Надо отметить и то, что на поясе каждого ангарца всегда висел нож: он был непременным атрибутом его повседневной одежды, но нож как орудие, направленное на человека, никогда не применялся при возникающих ино­гда спорах.

ОСНОВНАЯ охота начиналась осенью. В это время (обы­чно с Покрова, то есть с 1 октября по Михайлов день 10 ноября) большинство мужиков уходило «белочить», то есть охотиться на белку. Соболя в те времена, было мало. Русские первопроходцы много взяли от охотников-эвенков, приемах и способах охоты - умение выслеживать зверя, чи­тать его следы, устанавливать стационарные орудия лова -кулемы, плашки, слопцы, петли.  Со временем многие охот­ники стали во многом превосходить своих учителей. Эвен­ки же научили русских выделывать шкуры, сохатых и белок, изготавливать  из  них различного рода  предметы, необ­ходимые в быту. Ввиду дороговизны     пороха,     дроби, или, как говорили, «провианта», ружейной охотой занимались не­часто. Добыть тот или иной  объект охоты старались  с помощью  различного рода ловушек,  в  том числе    и довольно варварским способом. Крупные звери, как сохатый, добыва­лись с помощью  выкопанных  и замаскированных ям, а вес­ной — нагоном по насту, когда   сохатый, изрезав   ноги ле­дяной   коркой, обессиленный, останавливался и тогда  его убить не составляло никакого труда. Тот же Розниг пишет: «Цена   на белку  довольно   высока,   хорошая   шкурка   стоит сорок и более копеек. Соболь — до сорока рублей.  В уда­чные годы   охотник приносил   двести и более белок.        Но соболь редок, и один-два  соболя на охотника  считается  хо­рошей добычей». Он же пишет и о том, что уже в  1910 го­ду   заготавливался      на     продажу      за     пределы      волос­ти     кедровый     орех     и     «цена      одного      пуда      была 1    рубль      50   копеек».      В     отношении      добычи     круп­ного   зверя, Розинг пишет,  что «некоторые охотники имели до нескольких десятков ловчих ям. Но пойманного зверя не всегда вытаскивали вовремя и сохатый погибал. В результате на огромное расстояние распространял запах гниющего мяса, привлекая медведей».

Ушедшие на охоту жили в самых примитивных условиях в крошечных полуземлянках, отапливаемых кострами с отверстием в потолке для выхода дыма. Из продуктов из дома брали только соль и сухари, все остальное добывали охотой. Сейчас трудно представить, как и в каких условиях охотились ангарские мужики. Например, охотничьи угодья части ярковских мужиков находились на границе с нынешней Эвенкией, и туда, на расстояние до сотни километров, они добирались пешком, в лучшем случае — до половины пути на лошадях. Были случаи, когда охотник погибал в тайге и никто не знал причину его гибели, так как некото­рые предпочитали охотиться в одиночку.

В ноябре охотники возвращались домой. Но те, кто не уходил в тайгу, тоже не сидели без дела сушили в ригах топы, обмолачивали их, ухаживали за скотом, ездили на мельницу молоть зерно, возили дрова и сено. Деревеньки на Ангаре стояли далеко друг от друга, и поэтому, чтобы не делать больших переездов, у каждой деревеньки на близ- лежащей речке была своя мельница. У Карабулы и Ярков на речке Карабула, у Пннчугн - на речке Пничуга и т. д. В это же время женщины собирались в домах на «по­сиделки», где под пение протяжных ангарских песен, под рассказы былин, сказок, бывалыцин пряли свою бесконеч­ную пряжу.  Основу будущего холста, или ткали на примитивных ткацких станках, которые назывались «кросна», холсты.

НГАРСКИЕ дома не отличались какими-то архитектур­ными особенностями. Все они строились по одной схе­ме. Рубленный из сосновых бревен дом обычно состоял из двух половин — зимней и летней, разделенных сенями, дом окружали «службы» — стайки, хлева, навесы от дождя для работы летом. И обязательно амбар. Он был, как правило, в два этажа. На первом — погреб и различного рода кладо­вые для хранения продуктов, утвари, второй, где размеща­лись лари и сусеки для хранения зерна на посев, муки. Все строения обносились высоким забором («заплотом» по-ан­гарски) для защиты от лихих людей. Обязательная во всех случаях баня во избежание пожара выносилась за пределы усадьбы. «Круглые», то есть пятистенные, дома стали -стро­иться позже, в конце XIX века. Внутреннее устройство избы было простым Обычно отделялась «куть», то есть кухня, и выделялась горница — самая большая и светлая комната в доме. Позже, когда появились продольные пилы и стали пилить вручную доски, между комнатами стали ставить пере­борки, которые почему-то назывались «казенки». Их распи­сывали местные художники самыми невероятными цветами и птицами. Почти до половины восемнадцатого столетия избы отапливались по-черному. Дым из сложенной из камней печи попадал прямо в избу и выходил в специальное отверстие — «волоконце». Когда дрова прогорали, «волоконце» закрывалось, и нагретые камни долго хранили тепло. Такой способ обогрева сохранялся долгое время в банях, еще после войны можно было встретить в некоторых дерев­нях бани, которые топились по-черному.

Позже появились глинобитные печи, или, как их назы­вают, «русские», с обязательной лежанкой. Этим печам нет аналогов в мире. Во многих деревнях они еще стоят, и нет им износа. Но самым теплым местом в избе были полати - поднятые под самый потолок лежанки, на которых обычно располагались дети и старики. Обстановка в избе была са­мая неприхотливая: деревянные кровати, столы, сделанные из досок, вытесанных топором, деревянные скамейки-лавки, вокруг стола для приема пищи и вдоль стен. С появле­нием пиленых досок стали изготовляться стулья, шкафы, изящные столы и другие предметы, необходимые в хозяйстве. Освещалась изба лучиной, о которой спето немало песен, отблесками горящей печи, сложенной из камней, ниже - свечой. И уж самым совершенным источником света в восьмидесятых годах XIX столетия стала появив­шийся керосиновая лампа. Вот как вспоминала Варвара Николаевна Безруких, родившаяся в 1862 году: «Уж така светлота стала, что в кажинном углу в иголку нитку вдер­нуть было можно».

В праздничной одежде 1911г.

ОДЕЖДА   ангарского  крестьянина   мало чем    отличалась от одежды крестьян северо-западных областей России. В летнее время на мужчинах были порты  (штаны) с большой мотней, то есть зад штанов висел чуть не до колен (это бы­ло необходимо для того, чтобы при работе тело проветрива­лось).  Рубаха тоже свободная,   не заправленная    в порты. Штаны подпоясывались опояской, это был   или сыромятный ромешок, или плетеный шнурок, на него подвешивался нож, который был всегда под рукой:  где-то подстрогать,    подрезагь, заострить. Хороший нож стоил дорого и очень ценился. На ногах носили обувь, присущую     только   сибирякам: чирки или бродни. Мужчины носили чирки с «опушнями» — своего рода   обмотками,   доходившими   до половины икр, Бродни были те же чирки, только с кожаными голенищами. Зимой носили сшитые из   выделанных     шкур оленя и со­хатого   бакари, лакомей, дышики. Первые шились большого размера, под них можно было надевать чулки, сделанные из оленьего меха.   По   поводу бакарей у ангарцев было   выра­жение:  «Весь худой до бакаря», то есть никуда не годен с ног до головы. Лакомей и дышики —   это      разновидность эвенкийских  унтов.  Зимой   мужики  надевали  зипуны,    а   в сильные морозы в случае далеких поездок - дохи, сшитые из собачьего меха. В праздники надевали рубаху навыпуск, подпоясанную плетеным   с   кистями   поясом   и   что-то   типа пиджака с лацканами обязательно другого цвета. Женщины носили длинные до пола-юбки и кофты или сарафаны, причем верхний край сарафана был выше груди и держался на лямках. Модницы отделывали кофты и сарафаны различного рода прошвами, воланами и другими украшениями,    что придавало одежде нарядный и кокетливый вид.С появлением  фабричных,  или,  как говорили на Ангаре,    «базарных» тканей, одежда, особенно у женщин, стала   более разнооб­разной и яркой. Праздничная одежда хранилась очень    ак­куратно и часто переходила из поколения в поколение.     И часто на свадьбу девушки надевали наряды бабушек. В мо­розы женщины   носили  шобуры      (разновидность   мужского зипуна), а под него надевали «душегрею» - меховую жилетку.

До тридцатых годов женщины не носили ни рейтузов, ни лифчиков. Сейчас это кажется странным, так как морозы на Ангаре были достаточно сильными. Но дело в том, что жен­щинам не надо было ни лазить по снегу, ни возить ни дро­ва, ни сено — все это делали мужчины. А во-вторых, не­сколько нижних, или, как их называли, «исподних», юбок хорошо сохраняли тепло. Естественно, такой туалет выра­батывал плавные и аккуратные движения у женщин и девушек, дисциплинировал поведение.  Штаны появились тогда, когда женщина была уравнена в правах с мужчиной и стала выполнять те же работы, что и мужики, особенно на лесозаготовках, при выполнении «трудовой повинности».