Беседы эти продолжались до позднего вечера. Рассказчик, увлекшись какой-нибудь бывальщиной из охотничьей или рыбачьей жизни, порой сам начинал сомневаться в произошедшем и, смутившись, говорил: «А может, мне все померещилось».
Среди множества сказок, легенд и бывалыцин с любовными сюжетами или страшными настолько, что когда кто-то хотел выйти на улицу, то просил его сопроводить. Была одна легенда о Богучанской Россыпи, что находится ниже поселка Геофизиков, слышанная мною еще в детстве. Суть ее была в следующем. Когда русские пришли в эти места, то они обосновались в урочище, носившем название Букаш, что по эвенкийски - бугор, остров, возвышенность. Здесь находилось их ритуальное место, и скалы, стоящие в современной Россыпи, были священными. Косвенным свидетельством того, что это место что-то значило в жизни племен, населяющих Приангарье, является камень, привезенный оттуда и лежащий сейчас у музея. Русские, поселившись на их священных местах, построили деревянную церковь. Эвенки решили изгнать пришельцев и разрушить храм. Ожидая благоприятного момента, эвенкийское племя остановилось на берегу Ангары под этими скалами. Но ночью разыгралась буря, загрохотал гром, с неба полились потоки воды, и под этими ударами стихии скала обрушилась и погребла под обломками эвенков. Вполне возможно, что нарушение скалы произошло на памяти человеческой и, в частности, первопроходцев, так как некоторые геологи утверждают, исходя из возраста деревьев на Россыпи, что это произошло лет двести пятьдесят — триста тому назад.
Был весьма популярен и рассказ о разбойнике Арсаналее и его зверствах. Между прочим, подобный рассказ записан Маминым-Сибиряком именно с этим именем в очерках о жизни и быте на Урале.
ОСОБО надо сказать о проведении досуга молодежи. Зимой, кроме «посиделок», молодежь собиралась на «беседу». Собирались обычно у женщин-бобылок, которые, чтобы скрасить свое одиночество, уступали ей горницу. Девушки приносили рукоделье, приходили молодые парни, пели, плясали, водили хороводы. Тут завязывались первые романы. Летом собирались на «полянку» (это обычно возвышенное место над рекой) и там и пели, и играли, и водили хороводы порой до самой утренней зари и, почти не уснув, шли на работу. Старшими эти мероприятия не преследовались, исходя из пословицы «Молодо — зелено, гулять велено» и понимания, что общение молодежи необходимо для заключения будущих браков. Но браки все-таки часто заключались не по любви, возникшей на полянках или беседках, а по желанию родителей. Родители действовали по принципу: «Стерпится - слюбится» и в браке старались найти какую-то выгоду. Часто невест брали из других деревень. Тут было и подсознательное стремление избежать родственных браков, потому что в маленьких деревнях постепенно все становились родственниками.
Свадьбы были шумными, с разнаряженными в наборную сбрую лошадями, на которых разъезжали сопровождавшие молодых «дружки», «поезжаны» и просто гости с той и другой стороны. Четко установленного обряда свадеб не было, но были элементы, которых придерживались во всех деревнях. Свадьбе предшествовал обряд сватовства, или, как его называли на Ангаре, «рукобитье». В дом, к невесте приходили или ближние родственники жениха (но не родители), или крестные отец и мать. При согласии выдать невесту сваты обменивались крепкими рукопожатиями (отсюда и «рукобитье»). В этом случае выставлялись закуска, брага, вино и сваты и родители невесты угощались, обмывали полученное согласие. Назначалось время свадьбы (обычно это было после прихода мужиков с охоты). Подбирались «поезжане», то есть те, кто должен был везти
молодых к венцу, «дружки», что соответствует современным
свидетелям. К венцу невесту и жениха везли отдельно в сопровождении своих дружек. А после венца везли их уже вместе на расписной кошеве в сопровождении целого обоза копик с гостями. Иногда молодых обсыпали зерном, хмелем, но чаще просто встречали хлебом-солью. И начинался свадебный пир. На Ангаре не было принято напоказ выставлять приданое невесты, как это было во многих местах. Во время свадьбы молодой жене приходилось довольно трудно, так как семьи были большие и жены старших братьев старались возложить на молодуху побольше работы, так сказать, проверить ее на крепость и умение трудиться. Для вчерашней невесты начинались будни, как и для всякой руской крестьянской женщины.
Основное, что ценилось как у мужчины, так и у женщины - это умение и желание работать. Понятия отдых, как мы это сейчас понимаем, то есть ничего не делать, в жизни аборигена не существовало. Смена работы уже была отдыхом. Несколько примеров. «Девки, гребь еще не подошла, цинге, отдохните, поберите ягод». Это на покосе. В лодке: эй, паря, поди грести-то пристал? Бери-ка бечеву, пробеги маненько бечевой». И таких примеров можно набрать множество. Нов праздники, несмотря на то, что вера в Бога была слишком глубокой, все работы отбрасывались, за исключением тех, что было делать необходимо. Из «двух на десятых церковных праздников широко отмечались уже упоминавшиеся Пасха, Троица, престольные праздники, в часности, дни Петра и Павла в Богучанской церкви, Рождении, Крещенье, Масленица. Крещенье праздновалось с и I штсльным водосвятьем. В Крещенье на реке долбилась ердань (прорубь, названная в честь реки Иордан, в которую по преданью, Иисуса Христа крестил Иоанн Креститель. «Ердань» долбили пешнями опытные мужики, это было большой честью. Во льду выдалбливали конусообразное углубление в виде креста, а потом в центре пробивалось отверстие и вода заполняла прорубь. Некоторые, чтобы очистится от грехов, купались в ледяной воде, ив такой проруби ни как не рисковали быть унесенными течением под лед. В крещенские вечера, которые на Ангаре назывались «пришлыми», гадали. Способов гадании было множество. По ангарским понятиям, эти вечера и ночи были временем разгула нечистой силы. «Шиликуны», «волхитки», «лесные» и прочая нечисть разгуливали по деревням, творя всякие недобрые дела: то обстригут овцу, то запутают гриву и хвост у лошади, что потом их трудно расчесать, то еще устроят какую-нибудь пакость. Но наиболее разгульно и широко праздновалась Масленица. Конец Великого поста, первый весенний праздник, прожита еще одна суровая зима — все это заставляло веселиться и радоваться, а весеннее солнышко усиливало эту радость- Блины и пироги, разные «шедевры» ангарской кулинарии — все ставилось на стол. На улице катанье молодежи и ребятишек с горок на санях и санках, на телячьих шкурах, порой просто на «пятой точке». Взрослые и женатые ездили на лошадях, запряженных в самую лучшую сбрую, в «сугонь»- то есть кто кого перегонит. Победитель получал, как правило, четверть вина от старосты-
Но праздник быстро проходил, праздничная одежда складывалась в сундуки или вешалась на спицы — деревянные штыри, вбитые в стены. Наступали будни с бесконечными заботами. Работа — основа благополучия ангарского крестьянина — всю его жизнь была на первом плане. Выработалась какая-то своеобразная философия в отношении работы. Когда одного восьмидесятилетнего старика спросили уже в наши дни: «Дедушка, почему ты не сидишь на пенсии, а все работаешь и работаешь? И сено косишь, и рыбачишь, .и дрова колешь, нанял бы кого, а сам бы отдохнул». Ответ был весьма оригинальным: «Так ведь пока сила есть, надо работать. Да и пожить еще хочется, посмотреть, что будет дальше. А если работать не будешь, то скоро на тот свет уберешься». И эта философия, в основу которой была положена работа, позволяла ангарцам жить долго, о чем уже говорилось.
Об этом периоде жизни ангарского крестьянина можно говорить много, как и о его огромном -радушии и гостеприимстве, когда всякий в любое время мог прийти в любой дом и Получить там радушный прием. И только когда на Ангару стали прибывать новые люди, которые порой обманывали простодушных аборигенов, они стали относиться к незнакомым с опасением.
Нет смысла идеализировать этот патриархальный быт. Не все всегда было гладко и безоблачно. По сути, это была постоянная борьба за выживание. И, конечно, не все жили так, как описано в этом разделе, но основная масса жила именно так. Время шло вперед, на Ангару стали проникать новые веянья, надвигались события, которые коренным образом изменили эту застойную, лишенную социальных потрясений жизнь, изменили ее не только здесь, но и во всем государстве.
|